Кулак затягивается кислородом через ноздри.
Мои бледные пальцы на фоне его темной майки вызывают у него такой взгляд, словно портал в другую вселенную открылся.
И мое восклицание тонет в пекле его властного рта, захватывающего и мои губы, и часть моего лица.
От натиска пятерни в волосах у меня по коже огнем мчится шок. Овладевает Кулак моим ртом так яростно, что я вынуждена цепляться за массивную шею. Шатает меня, или может его шатает.
С каждым движением языка рвется бомба красок под веками. Движением его или моего, не знаю. Больше не знаю, как различать.
Колотит изнутри так, словно сердце строгают на струпья. И те разлетаются, искрами подгоняя кровь.
Как раскаленными иголками в одночасье проткнули тело насквозь.
Цепляюсь и цепляюсь за колонну шеи. Не могу руки пристроить! Не могу ничего до конца доделать! Мысли обрываются, как и вдохи.
Кулак затягивается мной так глубоко, что сдавленным звуком напоминаю себе о собственном существовании.
Издавая что-то напоминающее рык, он припечатывает нас к машине.
Дрожь безостановочно марширует по влажной коже.
Он целует меня еще раз и еще раз, будто мы в петле времени застряли.
Теперь сжимает мои ладони в своих кулаках и судорожно отводит их куда-то в сторону. Рыскает у меня во рту языком, как помешанный, как будто ищет что-то там.
Хочу бежать, сорваться и — куда глаза глядят. Но не могу оторваться! Не могу не отвечать ему! Только сейчас время с красной отметки сдвинулось. Рвануло. Все до этого — годы, недели, часы — ощущается на самом деле застывшим. Замороженным. Отложенным.
Глава 6 АЛИСА
Тяну воздух в себя урывками — и Кулак позволяет мне, но передышки становятся все короче и короче.
Он запрокидывает мою голову до упора, и я позволяю ему.
Сбивчиво постанываем, когда он неугомонно толкается в мой рот глубже.
Сердце пружинит сладкой болью. Я же сейчас захлебнусь.
Как под гущей мерцающей лучами воды, пытаюсь выплыть. Легкие обжигает лед. Но становится все равно.
Все равно — выплыву или нет.
— Ты… ты…
Пытаюсь сказать что-то. Наверно, какой он мерзавец. Напомнить, чтобы не смел меня отвлекать.
— Сюда иди, — требует он выдохом. — Иди ко мне.
Кулаками, в которых еще зажаты мои ладони, мнет мои спутанные волосы и наклоняет мою голову для продолжения.
Судорожные его выдохи накачивают меня дурманом. Я кровью могла бы барыжить после. Не могу остановить его, потому что никто не остановил бы.
И меня.
И меня тоже никто не остановит. И я всхлипываю, когда эта единственная выжившая мысль выбирается из хмельного омута на поверхность.
Кулаков перебрасывается на мою шею, и кожа там слишком тонкая, чтобы я молчала под россыпью хаотичных засосов.
Он поводит головой — отряхиваясь и отряхиваясь от чего-то, останавливая самого себя — и резко выпрямляется. Таранит меня чумным взглядом.
Выдает звуки какие-то, мне в лицо, потому что прямо-таки трется об меня. Я не понимаю. Не могу разобрать. Заглатываю ливень потрясенно.
— Хочешь выиграть? Хочешь выиграть? — наконец-то прорывается что-то внятное.
Не знаю, киваю или мотаю головой. Он прикусывает мою губу — совсем невесомо — но я охаю, как девчонка-подросток. Коротит даже в висках.
Кулак звереет, и я не могу разобрать все происходящее. Перед глазами мельтешит, и мокрые волосы не отлепляются от лица.
— Конечно, хошь выиграть, принцесса. Не наигралась еще.
Он выдает это со злостью, но столь угрюмой, что я прозреваю.
Вспышка догадки ослепляет не так ярко, как его блуждающие прикосновения.
Теперь захлебываюсь вздохами от другого потрясения. Но он снова припадает к моим губам, будто остановиться не способен.
Конечно же, Кулаков все разнюхал уже про меня. Как я сразу не додумалась, когда подошла к машине.
Какая неприлично богатая у меня семья.
И, наверно, то… что они выставили меня вон, как надоевшего домашнего питомца.
И как презирают и смеются надо мной.
Все они.
Люди из прошлой жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пытаюсь вырваться, но только сейчас осознаю мощь, на которую Кулаков способен. Власть, которой он завладел.
Потому что он разозленно затягивает меня снова в поцелуй. И сопротивление меркнет во мне, как одинокой вспышкой на небе угасает целая звездная система.
— Выставишь меня из города, значит, — урывками напоминает Кулак. — Давай пробуй, принцесса.
От внешнего мира он скрывает нас разворотом необъятной спины. Меня — по самую макушку. Упираясь лбом мне в переносицу.
Тянется рукой мне под платье, но я вскрикиваю. Он чертыхается и снова потряхивает головой, убирая ладони и переключаясь на себя. Вываливает эрегированный член из ширинки и я потрясенно замираю.
— Ну как, нравится на равных со мной? — Он жестко проходится ртом по моим губам и внезапно шумно выдыхает. — Ну как тебе? Как тебе, Алиса?
Пораженная, я только и могу глядеть на агрессивно вздыбленный член с толстой багровой головкой. Верно, я с ума сошла?
Тремор видать до мозгов добрался и теперь меня качает до такой степени, что не могу отличить реальность от наваждения какого-то.
— Ч-что? — выдавливаю. — Как мне ч-что?
И он вжимается в меня, и лихо направляет мою ладонь к эрекции.
— Ну как тебе? — повторяет будто забыл другие слова. Но затем срывается, и я ошеломленно слушаю его скрежещущий голос.
— Давай уговор. Сейчас. Между тобой и мной, принцесса. Выставишь меня из города. Иди сюда, дай мне…. Если подрочишь мне прямо сейчас, вот тут, и дашь на тебя прям кончить, то не будет блядского комплекса никакого. Все. Не будет. Слово даю. Уговор.
Он отжимает у меня еще несколько поцелуев, пока говорит. И я тянусь к нему каждый раз, как и все сосуды и жилы во мне паленой резиной тянутся. Сердце спотыкается на каждом слове.
Мое запястье он все еще удерживает у своего стояка.
Мне страшно… страшно, что Кулак заставит меня прикоснуться к пружинистой эрекции.
Страшно, ведь не знаю, что дальше будет.
Не знаю, что от себя ожидать.
Лицом пытаюсь его башку оттолкнуть, но все мимо.
— Что такое? Не нравится? Не так сильно хочешь спасти детдом? Так сильно противно? — хрипит Василий.
Выдираю ладонь из его хватки и пытаюсь толкнуть в грудь.
— Т-ты сбрендил, — вываливаю все почти криком. — Я… я не собираюсь такого делать вот так! Это хамство! Ты издеваешься надо мной! — от гнева трясусь уже и снова пихаю его в грудь. — Причем здесь… Отойди от меня. Отойди, я сказала.
Кулак отталкивается пятерней от крыши Ниссана и только потом застегивает ширинку.
Промокший до нитки, он буравит меня взглядом, все еще заходясь в частых, нерегулярных выдохах.
Я убираю налипшие на лицо волосы, и судорожно прикрываюсь руками.
Платье облепляет тело. Не хочу, чтобы он разглядел что-то под ним, даже очертания.
Но он даже не смотрит туда. Только в лицо взглядом впивается. Его облик искажается рябью ливня. На лице — сплошь обнаженные эмоции. Столько их… Не могу отследить!
— Я знала, — звенящим от злости голосом завожу я, — я знала, что от тебя можно ожидать такое. У тебя нет принципов. Для тебя есть только «любой ценой». И поэтому… именно поэтому я никогда не позволю тебе распоряжаться Васильками, как своей песочницей!
Кулак делает шаг ко мне обратно, видимо, на автомате. Я двигаюсь в сторону и он останавливается — мы практически одновременно рыпаемся.
— Я дал тебе попытку. Разбалованной девке. Я убивал людей за пятую часть, что ты себе позволяешь. Песочница? Это твоя песочница! В отличие от тебя, у взрослых здесь реальные дела. Пока ты бегаешь и доказываешь богачам, что ты — не такая. Благодетельница! Но у меня секрет для тебя, Алиса.
Он наклоняется и молниеносно дергает меня за локоть, вынуждая прильнуть к каменной груди. И обжигает ухо злым шепотом:
— Но ты, мать твою, именно такая. Такая же, как и все они.